Ее глаза больше не смотрели на него из зеркала.

— Рэчел?

— Да?

— В Израиле очень нужны психиатры, понимаешь? Ты будешь просто потрясена тем, сколько там ненормальных евреев. А в летнее время и психов-христиан тоже навалом. Я знаю одного араба в Иерусалиме, он сплавляет им кусочки дерева от Креста Истинного, которые сам добывает, раскалывая…

— Давай поговорим об этом, когда тебя не будут отвлекать другие проблемы и ты сможешь выражаться яснее.

— Мы поговорим об этом завтра вечером, «У Антуана». А теперь хватит разговоров и хватит тебе расчесывать волосы, или я и тут должен выражаться яснее?

Свет погас и в номере отеля «Ройал Орлеан», и в отеле «Фэрмонт». А вокруг них простирался старый-старый город — Новый Орлеан, и все это он видел уже не раз…

Глава 26

В воскресенье, 12 января, над Новым Орлеаном вставало красное солнце, и на фоне неба силуэт города был словно объят пламенем. Майкл Ландер проснулся рано. Ему снились киты, и в первый момент он не мог вспомнить, где он находится. Потом вспомнил. Вспомнил все и сразу. Далия сидела в кресле, откинув на спинку голову, и смотрела на него из-под полуопущенных век.

Он осторожно встал с кровати и подошел к окну. Золотые и розовые полосы лежали на протянувшихся с востока на запад улицах. Над простершимся низко у земли туманом виднелось яснеющее небо.

— Сегодня будет ясный день, — сказал он и набрал номер метеослужбы аэропорта. Ветер северо-восточный, восемнадцать узлов, с порывами до двадцати. Отлично. Ветер к стадиону из аэропорта Лейкфрант — попутный. При полностью открытых дросселях это позволит ему вести «пузырь» со скоростью выше шестидесяти узлов.

— Может, еще чуть-чуть отдохнешь, Майкл?

Он был очень бледен. Далия понимала — сил у него не так уж много. Но может, все-таки хватит.

Обычно дирижабль поднимался в воздух по меньшей мере за час до начала игр, чтобы телевизионщики могли успеть подготовить аппаратуру и чтобы дать возможность болельщикам увидеть воздушный корабль, еще только подходя к стадиону. Ландеру придется пролететь весь этот путь, прежде чем он вернется за бомбой.

— Я успею отдохнуть, — сказал он. — Вызов экипажа — в полдень. Фарли летал вчера ночью, значит, сейчас спит у себя в номере. Но он наверняка выйдет поесть задолго до полудня.

— Знаю, Майкл. Я сделаю все как надо.

— Мне было бы спокойнее, если бы у тебя был револьвер.

Они не рискнули взять с собой оружие, когда летели в Батон-Руж. Пистолет и револьвер приехали в грузовике вместе со взрывчаткой.

— Все нормально, Майкл. Я все сделаю как надо. Можешь на меня положиться.

— Я знаю, — ответил он. — Знаю, что могу на тебя положиться.

Корли, Кабаков и Мошевский отправились на стадион в девять часов утра. На улицах вокруг отеля «Ройал Орлеан» толпился народ, лица людей были бледны после ночного празднества. Страдая от похмелья, они бродили по Французскому кварталу из чувства долга, в твердой решимости осмотреть достопримечательности города. Влажный ветер нес по Бурбон-стрит картонные стаканчики и бумажные салфетки.

Корли пришлось вести машину очень медленно, пока они не выехали из Французского квартала. Все его сегодня раздражало. Он не позаботился заказать себе номер в гостинице, пока это было возможно, а в комнате для гостей в доме сотрудника ФБР ему спалось плохо. Завтраком жена сотрудника его накормила, только завтрак этот явно был нарочито легким. Кабаков — это по всему было видно — и сном, и завтраком был вполне доволен, что только усугубляло раздражение Корли. Да к тому же еще в машине ароматно пахло дыней, которую на заднем сиденье с аппетитом уплетал Мошевский.

Кабаков пошевелился на сиденье. Что-то звякнуло о дверную ручку.

— Это еще что такое, черт возьми?

— У меня выпала вставная челюсть.

— Ужасно смешно.

Кабаков распахнул куртку, приоткрыв короткий ствол автомата «узи», подвешенного у него под мышкой.

— А у Мошевского тогда что — миномет?

— Нет, у меня — дынемет, — ответил ему голос с заднего сиденья.

Корли пожал плечами. Он и в лучшие-то времена с трудом понимал произношение Мошевского, а теперь, когда тот пытался говорить с полным ртом, он вообще ни слова не разобрал. Они приехали на стадион в 9.30. Все улицы вокруг стадиона, кроме тех, по которым сюда будут подъезжать зрители, были уже перекрыты. По сторонам главных транспортных артерий, на траве, уже стояли машины и барьеры, которые закроют доступ к стадиону, когда трибуны заполнятся. Близ юго-восточных ворот стояли десять машин «скорой помощи». Только выезжающие отсюда «скорые» и машины спасателей будут пропускаться через кордоны. Сотрудники секретной службы уже заняли свои места на крышах домов по бульвару Одюбон, откуда просматривается беговая дорожка в том месте, где должен сесть вертолет президента.

Они были наготове — насколько могли.

Любопытно было видеть уставленные кольцом мешки с песком у обочин тихих сейчас улиц. Некоторым агентам ФБР припомнились события в студенческом городке Оул-Мисс [50] в 1963 году.

В девять утра Далия Айад позвонила в бюро обслуживания отеля «Фэрмонт» и заказала три завтрака в номер. Ожидая, пока завтраки доставят, она взяла из сумочки длинные ножницы и рулончик клейкой ленты. Потом извлекла винт, скрепляющий две половинки ножниц и вставила в отверстие одной из половинок тонкий трехдюймовый болт, закрепив его на месте клейкой лентой. Затем она тщательно обмотала клейкой лентой всю ручку этой половинки ножниц и спрятала получившийся стилет в рукав.

Завтрак доставили в 9.20.

— Садись есть, Майкл, пока не остыло, — сказала Далия. — Я вернусь через пару минут.

Она взяла в руки поднос с завтраком и на лифте спустилась двумя этажами ниже.

В ответ на ее стук в дверь послышался сонный голос Фарли:

— Да?

— Мистер Фарли?

— Да?

— Ваш завтрак.

— Никакого завтрака я не заказывал.

— Это подарок от администрации отеля. Сегодня все члены вашего экипажа получают бесплатный завтрак. Если вы отказываетесь, я могу его унести.

— Нет-нет, я его возьму. Подождите минутку.

Фарли, взлохмаченный, в пижамных брюках, впустил ее в комнату. Если бы кто-то в этот момент проходил мимо по коридору, он услышал бы громкий, сразу же оборвавшийся вскрик. Через минуту из комнаты выскользнула Далия. Она повесила на ручку двери табличку «Просьба не беспокоить» и вернулась к себе наверх — позавтракать.

Надо было уладить еще одно дело. Далия дождалась, пока оба — и она, и Ландер — покончили с едой. Они вместе прилегли на кровать. Далия держала его искалеченную руку в своих ладонях.

— Майкл, ты ведь знаешь — я очень хочу лететь с тобой. Тебе не кажется, что так будет лучше?

— Я смогу все сделать сам. Нет никакой необходимости тебе лететь.

— Но я хочу тебе помочь. Хочу быть с тобой. Хочу увидеть все своими глазами.

— Да ты не очень-то много увидишь. А услышать можешь везде, куда бы ты ни выбралась из аэропорта.

— Так мне же ни за что не выбраться из аэропорта, Майкл. Ты же понимаешь — мой вес сейчас ничего не изменит. На улице — семьдесят градусов, [51] а дирижабль простоял на солнце все утро. Конечно, если ты не сможешь его поднять…

— Я смогу его поднять. У нас ведь будет перегрев.

— Так можно, Майкл? Мы такой длинный путь вместе прошли!

Ландер повернулся к ней и заглянул в глаза. На щеке у него отпечатался красноватый след от подушки.

— Тебе придется быстро вытащить балласт из хвоста гондолы — мешки с дробью, они под задним сиденьем. Когда взлетим, можно будет их равномерно разместить, чтобы выровняться. Ладно, можешь лететь.

Далия крепко прижалась к нему. Больше они не разговаривали.

В 11.30 Майкл встал с постели. Далия помогла ему одеться. Щеки у него ввалились, но тонирующий лосьон, которым она подгримировала его лицо, помог скрыть бледность. В 11.50 Далия достала из дорожной аптечки шприц с новокаином. Она закатала Ландеру рукав и обезболила небольшой участок на его предплечье. Потом взяла из аптечки другой шприц, поменьше, для подкожных инъекций. Это был гибкий пластмассовый тюбик с прикрепленной к нему иглой, содержавший тридцать миллиграммов раствора риталина.