Не переставая насвистывать, он медленно ходил вокруг огромной болванки, разглаживая поверхность пропитанной смолой стеклоткани и осторожно ступая, чтобы не порвать газеты, устилавшие пол. Только раз он остановился, глубоко задумавшись.

Чуть позже четырех раздался телефонный звонок. Ландер взял трубку.

— Майкл?

Он не переставал удивляться ее оксфордскому английскому и сейчас очень ясно представил, как прячется телефонная трубка в ее рассыпавшихся темных волосах.

— Кто ж еще?

— Бабушка здорова. Я в аэропорту. Скоро приеду. Не жди меня, ложись.

— А как…

— Майкл, мне так хочется увидеть тебя поскорей. — И она повесила трубку.

Уже почти рассвело, когда Далия свернула на подъездную аллею к дому Ландера. Окна в доме были темны. Ей было страшно, но не так, как раньше, когда они впервые встретились. Тогда ей показалось, что с ней в комнате находится змея, только не видно — где. После того как поселилась с ним, она научилась отделять смертельно опасного Майкла Ландера от Майкла Ландера нормального. Теперь, когда они были вместе, змея по-прежнему находилась рядом, только Далия была уже не одна, а вдвоем и знала, где прячется змея, спит она или бодрствует.

Далия вошла в дом, стараясь устроить побольше шума, нарушить гнетущую тишину и, поднимаясь по ступенькам, певуче окликнула: «Ма-айкл!» — боялась его напугать. В спальне было совершенно темно.

Остановившись в дверях, Далия разглядела во тьме огонек его сигареты — мерцающий красный глаз.

— Привет, — произнесла она.

— Иди сюда.

Она пошла сквозь тьму туда, где мерцал огонек. Ногой задела дробовик, небрежно брошенный на пол у кровати. Все в порядке. Змея спит.

Ландеру снились киты, и ему не хотелось просыпаться. Во сне он летел надо льдами на дирижабле ВМС, день все длился, длился без конца, и огромная тень дирижабля ползла по ледяному полю. Год был 1956-й, Майкл вел дирижабль к Северному полюсу.

Киты нежились в лучах полярного солнца и заметили дирижабль, лишь когда он оказался почти прямо над ними. Майкл услышал странные звуки, увидел, как взметнулись мощные хвосты, подняв фонтаны брызг, и киты исчезли под голубоватыми арктическими льдами. Глядя вниз из иллюминатора гондолы, Майкл мог еще видеть, как неподвижно стоят они в воде подо льдом. В холодной голубизне. Там, где спокойно и тихо.

А вот и полюс, и магнитный компас совсем взбесился. Солнечная активность создавала помехи, и теперь нельзя было полагаться на сигналы радиомаяка. Флетчер у штурвала держал высоту, а Майкл ориентировал корабль по солнцу. Сбросили флаг на тяжелом флагштоке с заостренным концом, и он, трепеща на ветру, полетел вниз, на лед.

— Компас, — произнес Майкл, проснувшись в собственной постели. — Компас.

— Радиомаяк на Шпицбергене в порядке, Майкл, — сказала Далия, коснувшись его щеки. — Я принесла тебе завтрак.

Она знала этот сон наизусть. Пусть почаще видит во сне китов. С ним тогда легче управляться.

Ландеру предстоял тяжелый день, а ее рядом не будет. Она раздвинула шторы, и комнату заполнил яркий свет солнца.

— Как не хочется, чтобы ты туда шел!

— Сколько раз можно повторять? — ответил Ландер. — Если ты имеешь право летать, они с тебя глаз не спускают. Не пойду я к ним, они сюда инспектора из Управления по делам ветеранов пришлют, с опросником. Форма всегда одна и та же. Вроде этого: «а) отметьте состояние дома и участка; б) не находится ли обследуемый в подавленном состоянии?» И так без конца.

— Ты вполне можешь с этим справиться.

— Да им стоит только позвонить в ФАА, [8] только чуть намекнуть, что я не вполне уравновешен, и кранты. Меня тут же ссадят на землю. Что, если инспектор заглянет в гараж? — Майкл допил апельсиновый сок. — Кроме того, я хочу еще разок взглянуть на этих чинуш.

Далия стояла у окна, теплый луч солнца касался ее щеки, гладил шею.

— А как ты себя чувствуешь сегодня?

— Хочешь спросить, на месте ли у меня сегодня крыша? Не волнуйся, пока еще не поехала.

— Я вовсе не это имела в виду.

— Ну да, не это. Я просто закроюсь с одним из них в кабинете, и он станет подробненько рассказывать мне, что еще хорошего придумало для меня мое благословенное правительство.

В самой глубине его глаз зажегся странный огонек.

— Ну ладно, так поехала у тебя крыша или нет? Ты что, намерен все испортить? Собираешься схватить инспектора за грудки и пришить его на месте? А они потом набросятся на тебя? И будешь сидеть за решеткой, спокойненько мастурбировать и петь «Боже, благослови Америку и Никсона»?

Это был выстрел из обоих стволов. Раньше она решалась спускать лишь один спусковой крючок, сейчас ей захотелось посмотреть, что получится, если нажать на оба сразу.

Память Ландера была живой и острой. Воспоминания часто заставляли его вздрагивать от боли. Если он не спал. А если спал, то, вспоминая, не мог удержаться от крика.

Мастурбация: северовьетнамский охранник застает его в камере за этим делом и заставляет онанировать при всех.

«Боже, благослови Америку и Никсона»: плакат, написанный от руки. Кларк — база ВВС на Филиппинах. Кто-то из летчиков поднял лист бумаги к иллюминатору самолета, в котором военнопленные возвращались домой из Вьетнама. Ландер сидел напротив и прочел просвеченный солнцем плакат задом наперед.

Теперь Майкл смотрел на Далию из-под набрякших век. Рот его приоткрылся, лицо как-то странно обвисло. Время угрожающе замедлилось. В пронизанном солнцем воздухе, меж весело пляшущих в нем пылинок, неподвижные секунды нависли над Далией, над уродливым, коротко обрезанным дробовиком на полу у кровати.

— Зачем тебе расправляться с ними поодиночке, Майкл? — тихо спросила она. — А то, другое… Тебе не придется делать это самому — ведь я с тобой. Я с радостью помогу. Я люблю это делать.

Она говорила правду. Ландер всегда знал, правду ли ему говорят. Глаза его снова широко раскрылись, и через несколько мгновений он перестал слушать, как стучит его сердце.

…Глухие длинные коридоры. Затхлый воздух бесконечных конторских помещений. Майкл Ландер переходит с одного этажа на другой, резко распахивая двойные двери, и потом они долго перемещаются туда и обратно, поблескивая стеклами. Охранники в синей форме администрации общих служб проверяют личные вещи. У Ландера личных вещей нет.

В приемной секретарша читала роман «Жениться на медсестре».

— Я — Майкл Ландер.

— Вы номерок взяли?

— Нет.

— Возьмите, — сказала секретарша.

Он взял номерной жетон с подноса на краю стола.

— Какой у вас номер?

— Тридцать шестой.

— Имя, фамилия?

— Майкл Ландер.

— Инвалидность?

— Нет. Я явился по повестке. — Он протянул ей повестку из Управления по делам ветеранов.

— Посидите, пожалуйста. — Секретарша повернулась к стоящему рядом на столе микрофону: — Семнадцатый.

Семнадцатый, бледный молодой человек в потрепанной куртке из кожзаменителя, протиснулся мимо Ландера и скрылся в одной из клетушек за спиной секретарши.

Не меньше половины из стоявших в приемной полусотни стульев были заняты. Почти все сидевшие здесь мужчины были молоды, бывший «четвертый разряд» — альтернативники. В штатском они выглядели так же неопрятно, как раньше в военной форме. Ландер очень ясно представил себе, как эти неряхи в измятых мундирах толпятся у игральных автоматов где-нибудь на автовокзале.

Перед Ландером сидел человек с блестящим красным шрамом над виском. Он явно пытался зачесать волосы так, чтобы прикрыть шрам. Каждые две минуты он извлекал из кармана платок и трубно сморкался. Во всех карманах у него были платки.

Сосед на стуле рядом сидел совершенно неподвижно, пальцы его рук крепко сжимали колени. Двигались только глаза. Они не знали отдыха, следя за каждым, кто входил или выходил из приемной. Порой они чуть не вылезали из орбит, поворачиваясь вслед за идущим, потому что голову сосед поворачивать не желал.